Ваган Ахиллесович Канаян, директор Городского Центра профилактики безнадзорности и наркозависимости несовершеннолетних

Определимся с понятиями

Ваган Ахиллесович Канаян, директор Городского Центра профилактики безнадзорности и наркозависимости несовершеннолетних: — Коллеги, мы живем в России, а в России координация осуществляется исходя из понимания сути проблемы. Если мы сегодня говорим, что наркоман — это больной человек и мы должны его лечить, то координация будет идти вот таким вот образом. Г.В.Зазулин колоссальную работу проводит с научной точки зрения. Но мы должны понять, наркоман — это больной человек или преступник? Если больной, то включается одна составляющая: он наносит вред своему здоровью, и мы его рассматриваем как человека, который сделал выбор, он знает информацию, что наркотики — это вред. И мы стараемся фактор риска вовлечения его в наркоманию каким-то образом уменьшить. И вот люди живут, работают, разрабатывают концепции и т.д. И это будет вечно. Если же мы говорим, что наркоман — это преступник, тогда в России будет работать другой механизм. Тогда координационный совет или межведомственная комиссия будет рассматривать эту проблему как преступность. Относительно действия гражданина. Суицид — это преступление с точки зрения уголовного кодекса? Да, суицид — это преступление, нанесение умышленного вреда собственному здоровью. Я могу вам практику судебную показать. Ладно, оставим личность, которая потребляет наркотики, он сам себе наносит вред. Но он наносит вред и окружающим. Он вовлекает других в свою среду. У власти и законодательных органов есть рамки, за которые они выйти не могут, соответственно и общественное мнение не формируется. Интересное выступление было у Кузичева. Некоторые вещи конечно спорные, но если власти по громкоговорителю объявляют, что у нас на территории есть враг — все консолидируются. Но если власти не говорят, что «это» преступление, то мы будем рассматривать это как «у меня сосед пьяница». Что делать — его проблема. Он меня не трогает, ну и пусть пьет. Если власть говорит «у тебя сосед преступник», мы все консолидируемся и начинаем решать вопрос к изменению ситуации. Так давайте идти от понятия: если он больной — это совершенно другая ситуация, если он преступник, относительно себя, потому что общество теряет потенциал конкретного гражданина, который может приносить общественно полезные деяния. Если он вредит окружающей среде, он преступники или все таки больной? Вот когда мы с этим разберемся, тогда мы будем выходить на общую концепцию.

В.А.Канаян,директор Городского Центра профилактики безнадзорности и наркозависимости несовершеннолетних

Георгий Васильевич Зазулин, доцент кафедры конфликтологии факультета философии и политологии СПбГУ: — Спасибо Ваган Ахилесович. Я никогда не пользуюсь термином «наркоман», для меня есть «участник незаконного оборота наркотиков», в котором я выделяю несколько типов и это есть более точное отражение наркореальности. «Начиающий потребитель», «наркоман», «розничный сбытчик», «оптовый сбытчик» и где-то там в других странах — «организатор наркобизнеса». Но гражданину действительно надо объяснить как относиться к соседу, который участвует в незаконном обороте. И пока мы не объясним, что к нему нужно относиться как к правонарушителю, ничего не изменится. И здесь я с вами солидарен. К сожалению в федеральном законе о наркотических и психотропных веществах, ввели узко медицинское понятие наркомании, и консолидирующая сила исчезла. Но это был 1997 год. Почему-то у юристов сложилась практика использовать медицинский понятийный аппарат, который в этом законе наиболее полно представлен. Но к сожалению там упущены понятия «антинаркотическая программа», «антинаркотическое управление», «антинаркотическая политика». 
Здесь есть тонкость, наркоман и преступник и больной — это жизнь и в ней нет только черных или только белых тонов. 
В.А.Канаян: — А клептоман? Он больной! Он и преступник и больной, но мы же к нему относимся как к преступнику. 
Г.В.Зазулин: — Мне ваша позиция совершенно понятна, но я исхожу из того, что сегодня проблему можно минимизировать если понять — кто является причиной? 
Томас Халлберг, директор ECAD: — Остановимся на том, что наркоман — это человек не больной, он болеет и может совершить преступление. 
Г.В.Зазулин: — Для меня нет дефиниции, наркоман — больной или преступник. Для меня есть понимание — «участник незаконного оборота наркотиков». 
В.А.Канаян: — Но нужно понимать от чего мы должны исходить. Человек участвующий в незаканном обороте наркотиков не будет являться наркоманом. 
Г.В.Зазулин: — Это может быть сбытчик, часто наркоманы торгут наркотиками. 
В.А.Канаян: — Это совершенно другая составляющая. Он нарушает закон и если его поймают — он будет сидеть.

Г.В.Зазулин, доцент кафедры конф

Наталья Александровна Малышева, советник председателя Совета Федерации ФС РФ: — Я бы хотела вам ответить. Господин Халлберг в своем выступлении и ответил на этот вопрос. Он довольно долго говорил о разнице между рестриктивной политикой и репрессивной политикой. Репрессивная политика это и есть, когда преступников надо сажать, вешать и т.д. А рестриктивную политику я увидела сама, побывав в Швеции. Если человек готов избавиться от наркомании — ему всё общество поможет. Его не посадят в тюрьму и в ООНовской конвенции ровно это и написано. Но ему помогут, т.к. существует масса организаций, чтобы помочь этим людям. Но если он хочет и дальше потреблять, то ему не то что не помогут, но сделают все, чтобы он сел, так как он становится просто опасным для общества. 
В.А.Канаян: Я сейчас совершенно не о том говорю. Мы затронули основополагающий вопрос — вопрос координации. Межведомственные комиссии, координационные советы на всех уровнях, мы затронули вопрос — как сделать их эффективными? У нас так устроена власть, что пока терминология не будет точной, ни каких действий не будет происходить. 
Г.В.Зазулин: Одну минуточку. Вот в прошлом году наш законодатель изменяет законодательство и вводит новое понятие «профилактика наркомании». Как вы думаете, можно ли из него что-то сказать о наркомании или нужно четко разграничивать? 
В.А.Канаян: У нас только четко. 
Михаил Игоревич Архипов, директор РОО «Здоровое поколение»: А если клептоман приходит к врачу, он для врач кто? Больной. О чем мы спорим? В законе написано, что любое немедицинское использование наркотических средств является правонарушением. 
В.А.Канаян: Дальше-то что? По закону он совершает административное правонарушение. Так какая ответственность наступает и что должно произойти, чтобы эта ответственность наступила? Мы можем его насильно лечить? Нет. 
Г.В.Зазулин: Вот почему сегодня возникает потребность говорить об антинаркотической политике которая сегодня складывается. У «незаконного оборота наркотиков» всего 4 типа источников: природные, модифицированные, синтезированные и лекарственные. Вот задача ФСКН — найти человека который этим занимается. А спасение людей остается без поля государственного влияния. И если мы не обозначим эту ситуацию, как страшную для государства, мы будем толкаться на месте. Почему не уходит директива в прокуратуры субъектов — посмотреть как милиция применяет антинаркотические нормы административного воздействия? И когда люди почувствуют неудобство в потреблении, ситуация начнет меняться. Потому что там будет снижаться спрос. А его нельзя снизить только уговорами и социальной рекламой. Спрос снижается ещё и кнутом, неудобством, последствиями. Но пока мы не видим реальных действий, хотя постоянно слышим «новая антинаркотическая политика». Я бы хотел спросить у Дмитрия Вячеславовича, в чем она проявляется? Мы не рассматриваем наркоманов как жертв, но мы и ничего не делаем, чтобы к ним применяли санкции административного кодекса.

И это большая проблема, опять же в понятиях.

М.И.Архипов, директор РОО «Здоровое поколение».

Дмитрий Вячеславович Костенников, руково­дитель Международно-правового департамента ФСКН России — Отвечая на ваш вопрос. У нас действительно произошел некий поворот в 2003 году. И те изменения которые произошли в отношении государственного управления и есть проявление новой антинаркотической политики. То есть государство нашло в себе силы признать проблему на таком уровне, государство создало особый орган, который непосредственно нацелен на решение проблемы и параллельно с этим, может быть не совсем удачно, были приняты изменения в уголовное законодательство. Поскольку государство оценило положение таким образом, что места лишения свободы захлёбываются от лиц, совершивших, по мнению суда, незначительные преступления в сфере НОН, то к ним и должно быть другое отношение, поскольку решение этой проблемы уголовно-правовыми методами результата не дает. К сожалению эти решения были вынесены без учета мнения той организации, которая в то время параллельно создавалась — Госнаркоконотроль. И из-за этого там произошли некоторые перекосы. Была установлена «средняя разовая доза потребления». И в результате нужно было утвердить объем потребления того, что потреблять нельзя. Пришлось приложить немало усилий, чтобы изменить законодательство в этой сфере. Но, с другой стороны, общество сказало, что нельзя ко всем потребителям наркотиков относиться как к преступникам и сажать их в тюрьму, поскольку это не решает проблему. Но дальше общество оказалось неготовым решать эту проблему другими методами. И под «брендом» того, что для этих лиц у нас есть административная ответственность, всё и закончилось. Я считаю, что действительно, эту проблему нужно решать иными, не уголовно-правовыми методами. Но цель и задачи уголовного и административного права, оказывать постоянное давление на наркосреду, чтобы у людей появлялся стимул лечиться. Но общество должно предложить этим людям действенную помощь и действенные методы лечения. Практика принудительного лечения себя не оправдала. Поэтому нужно пользоваться и опытом других стран, в том числе и Швеции, частично США. 

Г. В. Зазулин: — Вот когда вы говорите «общество», вы сюда включаете органы исполнительной власти? Или у вас органы отдельно, а общество — это мы? 
Д.В. Костенников: Решение этих задач во многом стоит перед органами местного самоуправления и если сюда ресурсы будут вложены, то это можно будет сделать гораздо быстрее, чем с федерального уровня. А сейчас у нас формально есть возможность назначить обвиняемому, совершившему незначительное преступление в сфере НОН, условное наказание, либо применить отсрочку исполнения наказания и дать ему возможность лечиться. Но судье некуда его направить на курс лечения, а затем реабилитации и ресоциализации. 
В.А.Канаян: — Абсолютно с вами согласен. Но, смотрите что получается. Есть «допустимая средняя доза». Вот пример: человек не потребляет наркотики, он работает барменом на дискотеке, у него никогда в кармане больше допустимого нету. Но он 152 раза сходит на улицу к дилеру и 152 раза продаст по одной дозе. И это не взять. Здесь нужно искать причину, почему координация сегодня вялая и финансирование никакое в рамках профилактики. Причем никто не может понять, что такое «профилактика наркозависимости». Оказывается развитие личности — это тоже профилактика, но на это ни кто не хочет ни чего вкладывать. 
Томас Халлберг: — Во-первых надо сказать, что мы действительно пользуемся разной терминологией. К примеру в Швеции дискуссии о том, кем является наркоман — преступником или больным — не может быть, она не актуальна. Он правонарушитель. И не больной, но временно болеет. И о принудительном лечении. Плохо, что вы говорите, что этот метод не действует. Для того, чтобы говорить о его эффективности, этот метод нужно поместить в ряд других, которые принимаются или могут быть приняты. В практики Швеции человек может быть направлен на принудительное лечение, если он попробовал лечение добровольное и оно не дало результатов. То есть угроза принудительного лечения многих стимулирует к добровольному обращению за помощью. И ещё один фактор, что на период принудительного лечения человек лишен возможности присутствовать на наркорынке. Ну а слабость результатов принудительного лечения зависит от того, что дальнейшая реабилитация зачастую плохо организована. Система принудительного лечения должна присутствовать. Мы же не отменяем тюрьмы только потому, что система исправления наказаний оказывается не достаточно эффективной и не перевоспитывает. Система должна остаться, другой вопрос в том, что ее нужно реформировать. А самая главная к ней критика, что в ней предусмотрены очень короткие сроки, от 3–6 месяцев.