Героини на героине

29.01.2022

«Им нет места нанашей земле. Уних даже врачи детей не смотрят»,— с грустью говорит о своих клиентах Елена Борзунова, директор фонда «Томск-АнтиСПИД». Она права. Ее клиенты употребляют наркотики. У них ВИЧ и туберкулез, они стоят на трассе за дозу и не имеют документов. Они могут сдохнуть все сразу — никто не заметит. Только — ой- ой-ой, дежурно скажут наркочиновники, сколько народу унес афганский героин. Ой-ой-ой, как много молодых лиц на могильных памятниках. А на чьей совести эти смерти?

В прошлом году государство отказалось от поддержки проектов снижения вреда, работающих с наркозависимыми людьми. А вот проекты от людей не отказались. В России нет государственных служб, которые бы оказывали помощь так называемым «уязвимым группам» — наркозависимым, секс-работницам (проституткам, говоря народным языком), уличным детям, нелегальным мигрантам. Эти люди вольны делать все что угодно — мучиться, болеть, умирать, уводить за собой в могилу других. Это никого не колышет: пока они сами не дошли до врача, до официального кабинета, до графы в учетном документе — их как бы и нет. Но этого не произойдет никогда — уж больно злобным оказывается для наркозависимых людей прием в госструктурах. Поэтому многие чиновники и даже врачи, которые рассуждают о наркомании и ВИЧ-инфекции в группах риска, в жизни этих наркоманов не видели. Только по телевизору. Но это не значит, что не делается ничего. Уже много лет с уязвимыми группами работают проекты снижения вреда — программы, которые принимают человека таким, как он есть. Многие, наверно, слышали, что снижение вреда (СВ) — это прежде всего обмен использованных шприцев на стерильные. Побывав в Томске, в одном из лучших российских проектов СВ «Наша клиника», я увидела, как с нового шприца у человека может начаться новая жизнь.

Таня. Дети, муж и налоксон

«Наша клиника» разместилась вмаленьком, размером с котельную, домике-пристроечке при крупном больничном комплексе. Но домик этот довольно емкий и функциональный — вход слева ведет в пункт обмена шприцев «Б2». Вниз — в клуб для детей из неблагополучных семей «Контакт». Вход справа предназначен для тех, кто идет на консультацию или сдавать кровь. И как заходишь, первая же дверь — № 1 — в кабинет «Только для женщин!».

Здесь стоят хорошие кресла, у стены — коробки с продуктами, на них — памперсы и кукла Baby Born в чепчике. Только вот в данный момент тут больше пригодилась бы машинка, а лучше две: в кабинет № 1 пришла Таня, которую пытаются растащить в разные стороны двое мелких сыновей.

— Я начала сюда ходить за шприцами очень давно, потому что употребляла с 13 лет, а достать шприцы часто бывало проблематично,— Таня рассказывает и автоматически ловит за штаны споткнувшегося младшего.

— Благодаря этому избежала инфицирования, родила двоих детей. Во время беременностей не кололась, но трудно держаться, когда активно торчит муж. И вот год назад стала ходить сюда снова — за шприцами и налоксоном. (Налоксон — препарат, который спасает человеку жизнь при передозировке. В «Нашей клинике» даже проводят тренинги для наркозависимых по его использованию.— Авт.). Приходила сюда с коляской и сидела по полдня…

— Ну и как, пригодился налоксон?

Таня удивленно вскидывает на меня глаза. У ее сыновей они такие же — большие, карие, с длинными ресницами.

— Я мужу жизнь спасла. Друзей вытаскивали. Мне кошмары снятся, что у кого-то передоз, а налоксона нет… Таня так и приходила бы с коляской и детьми за шприцами, но однажды Елена Борзунова пригласила ее в «женский» кабинет.

— Вот с того момента я и не употребляю, с осени… Напротив Тани сидит Наташа Сидоренко, куратор женского проекта и консультант кабинета «Только для женщин!».

— Ты действительно отсюда не уходила по полдня,— говорит она.— А что сюда не заходила?

— Стеснялась. Обламывалась,— говорит Таня.

— Получается, вы сюда пришли за шприцами. А сейчас, спустя год, перестали употреблять наркотики. Но вы же ничего специально не делали.

— Да, мы просто говорили с Наташей о моих проблемах. Помимо этого здесь можно было сразу решить какие-то трудности. Взять памперсы, продукты — денег-то нет ни на что. Проконсультироваться у нарколога, гинеколога.

— А редко надо делать что-то специальное,— согласна с ней Наташа.— Чаще — просто поговорить. Человек озвучивает свои проблемы, а мы помогаем расставить приоритеты: сначала восстанавливаем паспорт, завтра ищем жилье, послезавтра — работу и т. д. И этого может хватить для того, чтобы человек смог изменить свою жизнь.

— Вот для этого и нужно снижение вреда, с его шприцами и спиртовыми салфетками,— добавляет она.

— В свое время Таня сюда пришла за ними. А пришла к тому, что перестала употреблять наркотики.

СПРАВКА «МК» «Наша клиника» — низкопороговый центр для оказания медицинских и социально-психологических услуг уязвимым группам, в котором интегрирована работа государственной организации (СПИД-Центр) и НКО (Фонд «Томск-АнтиСПИД»).

Неля. Нарколог — это очень серьезно!

В Томске традиционно употребляли «ханку» — смолу опиумного мака. Но года два назад ее буквально за несколько месяцев вытеснил героин, и поведение наркопотребителей изменилось.

— С «ханкой» было по-другому,— вспоминает Наташа Сидоренко.

— Идешь на «варочную квартиру» — их было около 70 в городе,— там можно было провести тренинг, проконсультировать, взять мокроту на туберкулез. С героином хуже — тут все мобильно, стремительно. Можно консультировать только в тот момент, пока люди ждут человека с героином…

Но есть группа, которую консультировать еще сложнее.

— Клубная молодежь как-то сразу подсела на «винт»,— говорит специалист по уличной работе (аутрич-работник) Олеся.

— Пом- ню — 1 января. Картина. Около дома очередь — девушки с наклеенными ресницами, молодые люди, которых такси ждет. Выходит парень из дома и «ставит» их по очереди. И они уезжают дальше веселиться…

У Олеси — редкая и сложная специализация. Она работает с теми, кто употребляет «стимуляторы». Среди «винтовых» много студентов, людей с образованием. Поэтому им кажется, что они все знают. На самом деле, там больше мифов и упрямства. Самое распространенное мнение, что «винт» стерилен, что он убивает ВИЧ. При мне одна девочка ВИЧ-позитивная подняла матрас. Там четыре шприца. Она сказала: «Тут где-то был мой», взяла один и пошла. А какой на самом деле был ее? Но они считают, что очень умные, и слушать ничего не хотят…

Наташа поднимает голову от компьтера: — Да, к сожалению, доходит только после инфицирования…

— А почему вам сложно консультировать? Приходишь на квартиру и рассказываешь, что и как. Это раньше было такое понятие, как «варочная квартира». Сейчас нет. «Кухню» в сумку — и человек переместился. Постоянных квартир нет. А народу в «варке» участвует много — один площадь предоставил, второй фосфор купил, третий — бронхолитин. И кто- то может быть против моего присутствия. Сложно… Но зато когда доносишь информацию до одного человека, изменения наступают у всей группы. Появляются стерильные иглы, стерильная «кухня». А когда начинаются эти изменения, то человек начинает лучше к себе относиться, у него растет оценка значимости себя, своего здоровья. Он может потом бросать, снова срываться. Но он уже знает, куда идти, если что. Идти надо сюда.

Грустно, наверно, работать, когда не видишь быстрых изменений. Да. Пока человек не начинает ходить к нам за чистыми шприцами и сдавать анализы… …Как Неля. Комната обмена шприцев длинная и узкая, там помещается только стол со стульями и пара емкостей для использованных шприцев. На стенах — информация о ребцентрах, группах Анонимных Наркоманов и лист с прикленными шприцами и надписью «меню дня». Сейчас в «обменнике» сидят сразу трое. Один смотрит в стену, второй — худой Сергей — приветливо мне улыбается. А вот лица девушки я почти не вижу — на ней большие темные очки, рот сжат.

Увидев меня, она скрещивает руки на груди и с вызовом говорит: — Так! Садитесь и пишите. А-то забудете. Неля старется вести себя уверенно, даже агрессивно. Играет роль «мы тут тоже не лыком шиты». Она готова к разговору со мной, как к бою. Но я ее понимаю. Как жить по-другому, если над тобой висит каменная плита всеобщего осуждения: «У тебя проблемы? Ты сама виновата. Ты знала, на что шла». Я сюда о-очень давно хожу. Зачем? Очень просто.

Первое, пишите: нарколог. Нарколог — это дело серьезное. Здесь он хороший. И до чего вы с ним договорились? Неля недобро усмехается: До того, что все дорого. Поэтому ни один ребцентр не подходит. А христианские — это не то,— мы в Бога не верим. С психологом еще общаюсь. Часто. А меня здесь вот что устраивает,— Сергей показывает на «меню» и аквариум с презервативами.

— Это помогает следить за здоровьем, а большинство из нас все-таки стараются следить. А вот чиновники говорят, что шприцы стоят недорого и везде продаются. Так что незачем вам их менять. Неля и Сергей вместе возмущенно восклицают: — О! Не везде! Аночью совсем не продают! А мне и 15 рублей дорого. Неля, а что изменилось с тех пор, как вы сюда пришли? Я стала сдавать кровь. Часто сдаю. …

Все жду, что мой гепатит С куда-нибудь делся,— вдруг устало заканчивает она. И нет больше вызова. Нет бравады. Нет злой маски. Нежелание жить это. И полное одиночество. Дай Бог тебе сил, Неля… Жизнь можно изменить.

Марина. Таблетки на трассу

Начиная с часа дня в «Нашу клинику» постоянно идут самые разные люди. Ежегодно проект обслуживает до 1500 наркопотребителей. Каждый второй клиент является постоянным. И у каждого первого все очень непросто.

— Мы торчали вместе с моим парнем,— рассказывает Марина. Сегодня она забежала просто поздороваться и сейчас стоит, курит на крыльце.

— Он не работал, а я зарабатывала сексом на дозу для двоих. Работала до утра, потом ехала за «ханкой». Спали до вечера, и все сначала. Жили так много лет. Потом от друзей узнали, что в «Б2» можно бесплатно получать шприцы и презервативы. Несколько раз просто приходили, брали инструменты, и все. Потом сдали анализы. У меня ВИЧ… После сообщения результата меня отвезли на машине в СПИД-Центр, всю дорогу плакала, а социальный работник меня успокаивала. Врач-фтизиатр в СПИД-Центре назначил мне препараты для профилактики туберкулеза. Учитывая мой образ жизни, ежедневно ездить туда за таблетками я не могла… Но с сотрудниками проекта мы договорились, что будем встречаться вечером, когда я выходила на работу на трассу, и они будут их мне привозить… (На этом месте я подумала: Господи! ТАК не бывает!)

— В течение четырех месяцев я ежедневно по вечерам пила таблетки и задавала разные вопросы о том, как бросить наркотики, как общаться с милицией,— говорит Марина.

— Дальше много чего было. Я много раз встречалась с психологом, консультантами, соцработником — и в результате рассталась со своим парнем, потому что вдвоем нам было невозможно бросить наркотики. Я уехала лечиться. Потом вернулась, в клинике мне помогли восстановить документы. Сейчас я иногда прихожу сюда поделиться успехами: устроилась на работу, к наркотикам возвращаться не хочу и не буду. Хочу ребенка…

— В медицине не принято, чтобы услуга шла за клиентом,— говорит Елена Борзунова, директор «Нашей клиники» и фонда «Томск- АнтиСПИД».

— Ау нас именно так. Потому что наш клиент за услугой не пойдет. Перед ним слишком много барьеров: самодискриминация, негативный опыт обращения за помощью, страх. И когда в крайнюю минуту человек идет через эти барьеры напролом, то он больно бьется. А мы — мостик между такими людьми и врачами. Мы берем человека за руку и ведем…

Типичная ситуация — у человека нет документов, нет работы, нет здоровья. Проблем много. Поэтому и помогают их решить несколько специалистов. Это называется «ведение случая» — базовая технология работы с уязвимыми группами, когда каждым человеком занимается мультидисциплинарная команда, в которую входят сотрудники фонда, социальные службы и «доверенные врачи» — те медики, которые понимают важность работы с наркопотребителями. Входят в эту команду и фтизиатры.

Ежегодно «Наша клиника» обследует 600 человек из тех, кто находится в «глубоком употреблении».

— Не так давно наркопотребителей у нас выгоняли из туберкулезных больниц,— говорит Елена.

— В итоге мы получили рост лекарственно устойчивого туберкулеза. Но теперь в туберкулезном стационаре работает прекрасный нарколог Сергей Яснов, который помогает удерживать наркопотребителей в лечении. А тем, кто не может лечиться в стационаре, мы ежедневно, без выходных и праздников, сами привозим противотуберкулезные лекарства.

— В разные времена у нас было одновременно на сопровождении в лечении от 2 до 9 больных,— добавляет Андрей Сасаров, менеджер проекта «Контроль туберкулеза и ВИЧ среди потребителей инъекционных наркотиков».

— Но мы не просто везем таблетки. Мы ежедневно выясняем нужды и потребности человека, консультируем. Если сотрудник видит, что нужна помощь, он вызовет психолога или нарколога, позвонит лечащему врачу. Это достаточно сложная работа, средств на нее в проектах нет. Но она не прекращается даже без денег.

Оксана. Тени женщин

Около пяти мы с Наташей и Андреем садимся в «Газель» и едем на работу. Машина совсем немного петляет, и вдруг водитель тормозит у обочины. Наташа смотрит в окно. «А, это Оксана»,— и открывает дверь. В проеме тут же возникает крупная молодая женщина в черной мини-юбке и мрачно облокачивается на край двери. За Оксаной я вижу еще двух девушек, на дереве мирно висят их куртки. Еще дальше ходят прохожие, играют дети.

Мирный городской пейзаж.

— Презервативы нужны? — спрашивает Андрей.

— Нет, куда я их дену,— все еще хмуро говорит она. Да, ни сумки, ни карманов у нее нет. В это время подходят ее подруги. Одна — Гузеля — с короткими черными косичками на плечах. Вторая — Инна — красавица с длинными черными волосами ибледным, каким-то убитым лицом. Они обе в черном, обе не улыбаются. На Инне высокие синие сапоги, она все время молча ходит вдоль машины, отходит к домам, возвращается. Эти синие сапоги — единственное веселое пятно во всей картине…

Гузеля и Инна слегка оживляются, когда Андрей предлагает им презервативы и шприцы. После этого Наташа приглашает их пройти в клинике обследование на ВИЧ и туберкулез, и Андрей начинает заполнять специальные карточки. Получив карточки и шприцы, они отходят, а Оксана, которая так и стояла, скрестив руки и облокотившись на дверь, вдруг начинает говорить. Разговор у них с Наташей, видимо, давний — о девушке, с которой Оксана снимает жилье. То ли она не идет за результатами анализов, то ли вообще обследоваться не идет.

— Да не пойдет она… Да боится! А я что спросить хотела — сифилис у нее. Что ей делать? Консультанты начинают предлагать варианты, куда ей обратиться. Наконец решили, что к доверенному гинекологу подруга, пожалуй, вместе с Оксаной пойдет. Но вот когда — этого она сказать не может.

— Это ж нам надо встать, уколоться, собраться — целый процесс,— неторопливо говорит она. Вроде все обсудили, но Оксана не торопится уходить. Андрей с Наташей — быть может, единственные люди на всей Земле, кто интересуется ее проблемами. Причем разговаривают они как-то удивительно хорошо — просто, на равных, доброжелательно. Оксана говорит, что они с подругой уже два года живут в гостинице.

— А почему комнату не снимете? Это же дешевле, чем каждый день по 500 рублей отдавать,— спрашивает Наташа.

— Снять комнату — это сразу 6 тысяч заплатить, а так не получается. За героин каждый день надо 2 тысячи выложить, только и хватает, что на гостиницу.

— Что же вы едите? — «Доширак»,— криво улыбается Оксана.

— Я супа лет пять не ела, наверное…

На профессиональном языке Оксана — ПИН КСР: потребительница наркотиков и секс-работница. Это самое жуткое, что может быть,— женщина, которая в силу своей наркозависимости продает себя. Это настолько крутой откос, что самой подняться по нему обратно практически нереально. Ни кафе по вечерам, ни кино. Смех остался где-то далеко. В детстве, наверное. Достать денег, уколоться в темном нищем номере окраинной гостиницы и знать, что через несколько часов надо опять добыть денег, чтобы опять вечером уколоться. В том же номере. Уже который год. Не жизнь — тень жизни. 

Во всем мире снижение вреда является одной из самых эффективных технологий помощи наркозависимым людям. Собственно, у него и альтернативы нет. По данным Объединенной программы ООН по ВИЧ-СПИД (ЮНЭЙДС), внедрение программ снижения вреда позволяет уменьшить распространенность ВИЧ почти на 19%, а отсутствие таких программ приводит к росту его распространенности на 8%.

Но лишь в некоторых странах Африки да в России эти программы существуют практически нелегально. Причем поражает позиция Минздрава. Еще в начале прошлого года, когда отечественные проекты существовали на грантовые деньги, министерство горячо поддерживало их деятельность. И это неудивительно — в снижении вреда работают высокопрофессиональные люди с уникальным опытом, которые ежегодно разрабатывали новые способы сдерживания эпидемии ВИЧ, гепатитов, а теперь и туберкулеза. Но когда пришла пора взять проекты под крыло государства, чиновников враз перекосило.

«… Раздача стерильных шприцев и игл является стимуляцией терпимости в обществе по отношению к больным наркоманией и нарушающим уголовное законодательство…» — сказала одна из многочисленных чиновниц Минздрава. Взамен она не предложила ничего….

Она никогда не была в аду. Из ада вернулась 31-летняя Настя, которая прошла колонию, наркотики, трассу, а сейчас работает и воспитывает 2-летнего сына.

— Без «Нашей клиники» я бы никогда не вырвалась из того замкнутого круга, в который меня загнала жизнь. Спасибо им. Она убедительнее.

Томск-Москва. «МК» № 374 от 11.06.2010