Эмпирические оценки рестриктивного контроля в контексте противодействия наркотизму

22.06.2022

КОМЛЕВ Юрий Юрьевич
Комлев Юрий Юрьевич 
начальника кафедры Казанского 
юридического института МВД России, 
профессора

Зарубежный опыт применения рестриктивных мер контроля, в частности, над наркотизмом сложился не сразу. К нему пришли те общества, которые на начальном этапе наркоэкспансии не придавали серьезного значения проблеме подростково-молодежного наркопотребления. В числе таких европейских стран оказались Швеция и в какой-то мере Швейцария, которым в целом удалось в начале XXI века преодолеть наркоэпидемию. 
Применение продуманных рестриктивных мер, как свидетельствует отчет департамента ООН по наркотикам и преступности «Успешная наркополитика Швеции: обзор данных», определенно свидетельствует об эффективности «шведской модели» антинаркотизма, построенной во многом на реализации рестриктивных идей. [1] По оценке исполнительного директора Управления ООН по наркотикам и преступности (UNODC) Антонио Мария Коста, потребление наркотиков в Швеции, в отличие от общеевропейских тенденций, в течение последних пяти лет сократилось. Ключом к успеху послужило то, что в Швеции важную роль играет как политика снижения спроса на наркотики, так и политика снижения предложения наркотиков. [2] 

Шведский государственный антинаркотизм, скорее, не типичен для большинства стран Европы, поскольку он во многом опирается на принцип «нулевой толерантности», а наркополитика конструируется, исходя из осознания наркоугрозы шведскому обществу с опорой на местный социокультурный и политико- правовой контексты. [3] В итоге наркотизм в Швеции есть, но уже нет наркоэпидемии. [4] Рассмотрим рестриктивный шведский опыт подробнее.

Шведское общество одним из первых среди европейских стран столкнулось после второй мировой войны с наркоэпидемией. До 60-х годов тема наркопотребления воспринималась исключительно как медицинская проблема, в СМИ поддерживалось терпимое отношение к наркотикам и идее легализации их потребления в русле идей социолога Альфреда Р.Линдесмита. В практике правоприменения использовались в основном административные меры. Однако рост немедицинского наркопотребления и проблем, связанных с ним, привели к изменению позиции СМИ, правительства и общества в целом по отношению к наркотикам.

Под влиянием работ полицейского врача и общественного деятеля Нильса Бейрута были сформулированы основы рестриктивной общественноориентированной антинаркотической политики (сочетание запретов и ограничений с активной антинаркотической пропагандой, социальной и медицинской помощью наркопотребителям). [5]

В 1978 году была сформулирована новая политическая цель: «шведское общество — общество без наркотиков». Развитие «шведской модели» началось с определения ряда приоритетных целей национальной наркополитики: ограничить любопытство и интерес молодежи к наркотикам; выявить как можно раньше людей, только начавших наркопотребление, и ограничить их вовлечение в наркопотребление; отследить подростков-наркопотребителей, для того чтобы принять превентивные меры; ограничить возможности для торговли и усложнить жизнь уличным торговцам наркотиками. Основная идея — идея ограничений убедительно выражена в высказывании журналиста Пеле Ульссона: «Каждый должен подчиниться ограничениям ради блага общества». [6]

По оценке директора ECAD Т.Халлберга, антинаркотическая политика и законодательство Швеции реализовали идею ограничения доступа и одновременно спроса на наркотики посредством изменения сознания людей (отказ от наркотиков) средствами дифференцированной профилактики, эффективного правового контроля, широко поддержанных общественностью. [7] В 1996 году состоялась презентация первого шведского просветительского антинаркотического проекта Drugbox, ориентированного на школьников. В нем в соответствии с последними достижениями науки содержался пакет учебных материалов о вреде табака, алкоголя и наркотиков. Затем была реализована программа «Ноуп», которая наряду с информационным обеспечением для школьников развивала антинаркотические знания родителей. [8] 
Т.Петерссон, характеризуя превентивный потенциал «шведской модели», выделил следующие меры: комплексное информирование населения о вреде наркотиков, о наркопреступности, о цене, которую платит общество в связи с этим; ограничительные мероприятия по снижению спроса на наркотики; репрессивные меры (тюремное заключение по отдельным опасным наркопреступлениям); предоставление лечения и ухода. [9] 
Ддя осуществления «гуманной политики ограничения» в отношении наркотиков, исходя из шведского опыта, по его мнению, необходимо в любой стране создание четырех основных предпосылок: «знания стратегия, координация, руководство»[10] Эти условия позволяют наиболее эффективно осуществить компромиссную политику ограничения спроса и предложения наркотиков.

Вместе с тем по шведским законам запрещается потреблять наркотики, проводить лечебные эксперименты с героином, открывать кабинеты для инъекций, где наркоманы могли бы сделать себе уколы (императивы репрессивной стратегии). При этом легально действует программа «Субитекс» и программы по обмену шприцев (императив либеральной стратегии контроля).[11] 
Законодательство страны гибко дифференцирует правонарушения, связанные с наркотиками, рассматривая их как «незначительные», «обычные» или «серьезные». Так, за потребление наркотиков per se законом предусмотрено тюремное заключение на срок до 6 месяцев и/или штраф в случае «незначительного» правонарушения. В случае более тяжких правонарушений продолжительность заключения увеличивается до 3 лет.

Сравнительный анализ показывает, что шведская антинаркотическая модель не проводит различий между хранением наркотика для личного употребления или для сбыта и иных целей. [12] 
Хранение для личного потребления обычно укладывается в рамки «незначительного» правонарушения, но ключевую роль здесь играет определение количества наркотического вещества. Хранение малого количества каннабиса и амфетаминов обычно ведет к наложению штрафа. Хранение малых количеств героина или кокаина карается тюремным заключением. Практика применения санкций такова: «незначительное» правонарушение: штраф и/или тюремное заключение на срок до 6 месяцев; «обычное» правонарушение — тюремное заключение на срок до 3 лет; «серьезное» правонарушение — тюремное заключение на срок от 2 до 10 лет. 
В ряде случаев, включающих несколько «серьезных» правонарушений и рецидив, тюремное заключение назначается на срок до 18 лет. Кроме того, при принятии судебного решения в расчет берется тип и количество проданного наркотического вещества, участие в организованной преступной деятельности. В итоге в Швеции на 100000 населения совершается 45 тяжких преступлений, в Голландии — 260. [13]

Характерно, что личное потребление «легких» наркогиков в подростково-молодежной среде, как правило, пресекается штрафными санкциями. Это значит, что практика правоприменения в Швеции носит компромиссный характер и выполняет как превентивную, так и одновременно дестигматизирующую роль. При этом власти страны, СМИ и общественное мнение на идейно- мировоззренческом уровне говорят решительное «нет» наркотикам. [14]

Рестриктивный опыт шведов стал успешным во многом благодаря разумному ограничению прав и интересов индивида: утверждению приоритета общественного блага над безудержным индивидуализмом; развитым ресурсами гражданского общества и общественных движений («Ассоциация за свободное от наркотиков общество», «Солидарность Хаселлы», «Европейские города против наркотиков» (ECAD); контролируемому социальному неравенству и низкой по европейским меркам безработицы; высокому рейтингу ценности здоровья и здорового образа жизни; эффективной экономики, многолетним традициям социал-демократического правления и опыту построения государства всеобщего благосостояния. Значение имеют, с нашей точки зрения, удаленность Швеции от афганского наркотрафика, высокая функциональность институтов формального и неформального социального контроля. В оценке успеха рестриктивного шведского опыта важен и экономический компонент. Так, объемы инвестиций в рестриктивную политику контроля за наркотиками, по данным исследования Европейского центра по мониторингу наркотиков и наркозависимости (EMCDDA) при Европейском союзе, после Голландии Швеция несет наибольшие затраты на душу населения в этой области как в евро (107), так и в процентах от ВВП (0,47). [15]

Рестриктивный опыт в той или иной мере накоплен и реализован в антинаркотической политике Японии, где при абсолютном «нет наркотикам» применяются «мягкие» административные меры и ограничения в отношении молодых наркопотребителей. [16] Японцев не лишают свободы за наркопотребление. В японских тюрьмах находится заключенных значительно меньше, чем в любой другой индустриально развитой стране. В Японии десятилетиями фиксируются самые низкие показатели по злоупотреблению наркотиками.

Рестриктивные изменения коснулись и законодательства о наркотиках в современной Великобритании, где показатели наркопотребления были до недавнего времени самыми высокими в Европе. В 2002 году правительство страны, выступая против наркотиков, в поисках компромисса, с одной стороны, практически исключило из числа уголовнонаказуемых дел приобретение малых доз марихуаны для личного потребления, по аналогии с либеральным голландским опытом, но, с другой, ужесточило меры по отношению к тем, кто занимается организацией криминального наркооборота, по опыту Швеции.

Либерально-ограничительные меры в Великобритании успешно показали себя в отношении легальных наркотиков — табака и алкоголя (кроме пива и вина). Оба продукта в настоящее время облагаются очень высокими налогами, что приносит национальной казне более 14 млрд. фунтов стерлингов в год. Более половины розничной цены бутылки составляют налоги. Однако спрос на алкогольные напитки и сигареты сильно зависит от цены, и ее повышение может привести к сокращению закупок и тем самым налоговых поступлений, развитию бутлегерства. [17]

Как видим, ограничительный подход ориентирован на снижение спроса и предложения наркотиков. Снижение предложения наркотиков предлагается регулировать посредством репрессивных мер в отношении наркопреступности, наркорынка, наркопроизводства, транспортировки и дилерской сети. Снижение спроса представляется как комплекс социальных, образовательных и медицинских мер в рамках социальной политики государства, что позволяет повысить качество профилактики наркотизма, особенно в контексте раннего наркопотребления, усовершенствовать лечение наркозависимости и реабилитации наркопотребителей для содействия в прекращении наркопотребления. Рестриктивная модель тем самым «уживается» как с программами декриминализации и дестигматизации, минимизации вреда, так и с репрессивными мерами в отношении организаторов и крупных игроков в наркобизнесе. [18] Согласно данным Европейского центра по мониторингу наркотиков и наркозависимости (EMCDDA) при Европейском союзе, в 2004 году самые низкие уровни наркопотребления, например, по каннабису были зафиксированы в Греции и Швеции, последовательно проводящих ограничительную •антинаркотическую политику. Уровень потребления каннабиноидов среди греческой молодежи от 15 до 34 лет составил 3%, среди молодых шведов — около 6%. Для сравнения, в Голландии уровень молодежного потребления каннабиноидов — около 12%. Во Франции он заметно больше и составляет 20%, в Чехии — 22%.

Данные EMCDDA в значительной степени свидетельствуют о социальной эффективности рестриктивных мер контроля в разных странах, опирающихся на доминанту профилактической работы по снижению спроса на наркотики. Именно приоритет профилактики над репрессией при безусловной идеологической максиме «общество — против наркотиков» и согласованной, скоординированной на всех уровнях государственной антинаркотической политики и практики дает наибольший социальный эффект.

Таким образом, международный рестриктивный опыт имеет четкую социальную ориентацию по отношению к наркопотребителю (обычно молодому человеку) и одновременно репрессивную по отношению к наркоторговцу. Он исключает слепую веру в эффективность только запретов и репрессий. Практические меры покоятся на оптимальном компромиссе между соблюдением прав человека и их разумными ограничениями, превентивными мерами и репрессивными средствами контроля при безусловном приоритете превенции наркотизма. Как справедливо подчеркивает Я.И.Гилинский, стратегия контроля, основанная на приоритете превенции, «значительно разумнее, демократичнее, либеральнее, прогрессивнее, чем борьба и репрессии». [19]

В той или иной мере положение о безусловном приоритете профилактики над репрессией применительно к контролю немедицинского наркопотребления в подростково-молодежном сообществе широко используют многие отечественные исследователи. Среди них: С.Н.Ениколопов, Г.И.Забрянский, Е.И.П,ымбал, Ю.Е.Аврутин, А.П.Дьяченко и др. [20] О приоритете превенции в стратегиях контроля преступности писал академик РАН В.Н.Кудрявцев. [21] О необходимости использования принципов гуманизма («наркоман не преступник, а больной»), обеспечения приоритета профилактических мер медицинского и социального воздействия («уголовное преследование за немедицинское потребление наркотиков не допустимо») заявляет и Т.А.Боголюбова. [22] 

Рестриктивные практики контроля имеют и экономический смысл. С экономической точки зрения производство и распространение наркотиков — это один из сегментов современного рынка. На любом рынке цены зависят от конкуренции между поставщиками. Рост правовых запретов на определенные виды наркотиков неизбежно приводит к свертыванию конкуренции и укреплению монополии, что поддерживается насилием и жестокостью. Отсюда нелегальный оборот наркотиков приносит наркобаронам огромные прибыли. По данным ООН, оборот нелегального рынка наркотиков составляет около 400 млрд. долларов, что превышает оборот мировой нефтяной отрасли. [23] Оценки UNODC дифференцируют объемы мировой торговли нелегальными наркотиками следующим образом: 13 млрд. долларов на уровне производства; 94 млрд. долларов на уровне оптовой торговли; 322 млрд. долларов на уровне розничной торговли. [24]

Как видим, в рамках экономической логики, чем строже правовые запреты, тем выгоднее бизнес, поскольку на рынке исчезает конкуренция. Тем самым однозначно прогибиционистская антинаркотическая политика и ее институты (право, полиция, таможня) «помогают» самым жестким поставщикам наркотиков вытеснять своих конкурентов и монополизировать рынок, подкупать бюрократов, судей и полицейских чинов. Отсюда формируется теневая экономика, которая функционирует под контролем только организованной преступности. Как справедливо утверждает Л.М.Тимофеев, «репрессии не отменяют действия экономических законов»; полностью запретить рынок наркотиков — значит «отдать запрещенный, но активно развивающийся рынок под полный контроль криминальных корпораций». [25] Доходы от наркоторговли ее владельцам необходимо легализовать, что ведет к влиянию оргпреступности в других, в том числе законных видах деятельности, слиянию ее с коррумпированным государственным аппаратом. Тотальные запреты превращают в преступников не только продавцов, но и покупателей наркотиков. По данным американских и немецких социологов, примерно одна пятая часть средств, необходимых наркоманам, зарабатывается легальным путем, более трети поступает от распространения наркотиков, а остальное добывается криминальными способами (кражи, разбои, проституция). [26]

Таким образом, существенное ограничение и даже частичное снятие уголовно-правовых запретов и санкций (их замещение административно-правовыми мерами) в отношении потребления и хранения «незначительного количества» каннабиноидов в личных целях не только гуманный, но и вполне экономически рациональный шаг. Однако при развитии стратегии контроля в этом направлении необходима существенная активизация дифференцированных мер социальной профилактики наркотизма. Ограничение дисфункций СМИ и других институтов социализации и контроля, эффективное антинаркотическое просвещение, противодействие спросу на наркотики и его предложению, развитие и закрепление медицинских и иных социально ориентированных программ профилактики подростково-молодежного наркотизма, реабилитации и реинтеграции в общество наркопотребителей могли бы составить ее основное содержание.

Попытки снизить спрос на легкие наркотики через замену уголовно-правовых санкций административно-правовыми позволяет сократить объемы работы полиции; уменьшить влияние криминальных группировок, контролирующих наркобизнес; сократить социальный вред от краж и насилия; увеличить доходы казны за счет лицензирования и налогов в сфере законного наркооборота.

Экономическая логика рестриктивного антинаркотизма имеет немало преимуществ, но она таит в себе и ряд проблем. Как известно, очень низкие цены повышают доступность легких наркотиков, а это может повлечь за собой рост числа наркопотребителей. Так и произошло в Швеции с 1991 по 2000 годы. В этот период было зафиксировано существенное снижение цен на наркотики (героин, амфетамин, кокаин, канабис), невзирая на увеличение объемов их изъятия из незаконного наркооборота. За снижением цен последовал рост предложения наркотиков, а за ним почти двукратное увеличение масштабов наркопотребления в возрастной группе от 15 до 29 лет. 
При этом более чем на половину возросло число обращений за наркологической помощью, вдвое возросла смертность, связанная с наркотиками. [27]

Словом, существенное снижение цен таит в себе реальную опасность перехода определенной части наркопотребителей от легких к тяжелым наркотикам на определенном этапе девиантной карьеры, к увеличению числа летальных исходов. Кроме того, непродуманные ограничительные меры по соблюдению прав человека при юридификации рестриктивного контроля в демократических обществах могут нарушить свободу граждан перед властью правительства и бюрократии. Словом, в вопросах регулирования и ограничений наркопотребления необходим поиск разумных компромиссов, основательный учет мирового опыта, национальных традиций, социокультурного и политического контекстов. Ряд положений рестриктивной теории контроля прошли эмпирическую проверку в ходе реализации целевых программ профилактики наркотизации населения в Республике Татарстан. При этом доля средств, выделяемых на повышение функциональности СМИ, информационно-пропагандистской работы, ее адресной ориентации постоянно растет. Так, в региональной программе, рассчитанной на период 2007-2009гг., на превентивную работу без медицинской составляющей было выделено 76,948 млн. рублей, или 36,8% от всего бюджета программы. При этом значительная доля средств была израсходована на информационно-пропагандистские цели.

Республиканским центром профилактики наркотизации населения при КМ РТ и Управлением ФСКН РФ по Р’Г в 2002-2007гг. были приняты, в частности, рестриктивные меры по нейтрализации таких дисфункций региональных СМИ, как тематизация криминала и насилия и «наркотизация» эфира. [28] При этом были сняты некоторые ограничения, создававшие препятствия для реализации функций корреляционной связи и обеспечения преемственности.

Как свидетельствует региональный социологический мониторинг наркоситуации, рестриктивные практики способствовали подъему информационно-пропагандистской работы в Татарстане. [29] В итоге 64% опрошенных молодых людей в ходе опроса сообщили, что знакомились с антинаркотическими материалами в СМИ. Наиболее эффективными, по мнению респондентов, были материалы, предупреждающие об опасности наркомании; раскрывающие связь наркопотребления с опасностью заболеть СПИДом; объясняющие медицинские и социально-правовые последствия наркопотребления; формирующие установку на здоровый образ жизни. Снятие барьеров по эффективному использованию ТВ и печатных СМИ в антинаркотической пропаганде и просвещении (лучшее эфирное время, выбор тематики, создание специальной программы «Лабиринт» и др.) позволили существенно повысить уровень информированности молодежи о вреде наркотиков для здоровья и профессиональной карьеры. В обществе стало меняться отношение к потреблению наркотиков. [30] По итогам информационных кампаний был зафиксирован существенный рост оценок, характеризующих опасность различных экспериментов и практик наркопотребления. [31]

Общий уровень наркотизации подростково-молодежной среды (не старше 30 лет) в регионе снизился: начиная с 25,6% в 2002, он дрейфовал в 2003-2005гг. около отметки 20% за счет уменьшения доли тех, кто только начинал эксперименты с наркотиками. По сравнительным данным, наркоситуация в Казани и Татарстане по этому показателю складывалась в этот период лучше, чем в Москве, Санкт-Петербурге, Самаре. [32] При этом общественную поддержку получили и региональные программы профилактики наркомании и наркотизма, возросло доверие к институтам социализации и социального контроля, ответственным за их реализацию. [33]

Разумеется, информационные компании, преодоление дисфункций СМИ — не единственный способ снижения спроса на наркотики. По экспертным данным, только около 10 процентов наркотиков изымается из нелегального наркооборота таможенными органами, ОВД, ФСКН. В условиях глобализации, интенсификации международных связей, открытости границ для миграции и туризма этот эффект по ограничению доступа наркотиков является маргинальным. Коррупция и низкая заинтересованность в эффективной профилактике наркотизма в силовых структурах, ориентированных на военную модель полиции, на примат репрессии над превенцией свидетельствуют о дисфункциональное™ правоохранительной системы, ее неспособности эффективно противостоять организованной преступности, контролирующей незаконный наркооборот.

Достаточно привести следующий пример. По данным республиканского опроса (декабрь 2002г.), в подростково-молодежной среде города Бугульмы уровень наркотизации в два раза превысил средние показатели по региону.[34]Бугулъма — узловая железнодорожная станция, расположенная на границе Татарии, Самарской, Оренбургской областей и Башкирии. Как выяснилось только в ходе исследования, в городе сложилась крайне неблагоприятная наркоситуация, одним из истоков которой была дисфункциональность местного ОВД. В результате качественных интервью, проведенных в среде участковых инспекторов милиции, выяснилось, что наркопреступность, наркомания и наркотизм успешно сосуществуют с некоторыми местными подразделениями милиции, по сути, дополняя друг друга. Так, по сообщению одного из участковых инспекторов, притон на обслуживаемом участке помогал ему и другим милиционерам делать хорошие показатели раскрываемости за счет оформления «законченных наркоманов», которых его организаторы сдавали милиционерам. Они же и регулярно поддерживали стражей порядка материально за обеспечение «красной крышей». Такого рода модели коррупции и преступного симбиоза будут существовать везде и всегда, поскольку рядовые милиционеры получают около 300 долларов, что составляет прожиточный минимум.

О дисфункциях института ОВД свидетельствуют и результаты опроса общественного мнения в мае 2004 года на тему изменения системы учета и регистрации заявлений и сообщений граждан о преступлениях и правонарушениях. По его результатам, 53,5% респондентов из числа тех, кто имел опыт обращения в милицию, сообщили, что в дежурной части их заявление «оставили без внимания, ссылаясь на крайнюю занятость» или «уговаривали забрать заявление и пытались направить в другой ОВД или иную организацию» или «отнеслись грубо, посоветовали уходить, заявление принимать отказались».

Отсюда для снижения предложения наркотиков необходимо оптимизировать систему ограничений, которая бы повысила функциональность, общеорганизационную эффективность ОВД, других правоохранительных органов и одновременно снизила бы риски их дисфункциональности. Как представляется, этот императив можно реализовать на пути поиска компромиссов между военной и социальной моделями полиции. Противодействие предложению наркотикам может быть эффективным только тогда, когда ОВД и другие институты правопорядка пользуются устойчивым доверием большинства населения, когда люди активно сотрудничают с властями по вопросам противодействия преступности и наркотизма. Для этого необходимо решительно отказываться от дисфункционального репрессивного образа правоохранительной системы.

Анализируя рестриктивный опыт, важно отметить ключевую роль институтов неформального социального контроля. Повышение функциональности семьи, ее защита должны быть важнейшим приоритетом в социальной политике государства. Хорошее взаимодействие родителей и детей, воспитание, ориентированное на здоровый образ жизни и совместный конструктивный досуг играют важнейшую роль в профилактике наркопотребления. Исследования в России, Исландии и Швеции показывают, что там, где институт семьи функционален, значительно ниже уровень наркотизации подростков и молодежи. Достаточно сказать, что разводы как результат семейной дисфункции приводят к тому, что в неполных семьях (воспитанием занимается один родитель) тяжелые формы злоупотребления наркотиками встречаются в 3-4 раза чаще, чем в функциональных, полных семьях. [35]


Литература:

  1. See: UNODC. Sweden’s successful drug policy: A review of the evidence. February,2007.
  2. Антинаркотическая политика: шведские ответы на российские вопросы: сб. статей/сост., отв.ред. Г.В.Зазулин, А.Н.Сунами. СПб.:Изд-во С.Петерб.ун-та,2008.С316.
  3. Полонская Я. Наркополитика Швеции: «особое мнение»?//Наркотизм. Наркомании-Наркополитика. Актуальные проблемы: сб.статей / под ред. А.Г.Софронова. СПб: Артиком плюс,2008.С.188-197.
  4. Союз «За общество без наркотиков» (RNS)/ под ред. Г.В. Зазулина. СПб.:Изд-во С-Петерб.ун-та,2001 .С.4.
  5. Бейрут Н. Основы антинаркотической политики //Ангтинаркотическая политика, шведские ответы на российские вопросы: сб. статей/сост., отв.ред. Г.В.Зазулин, А.Н.СунаМИ. СПб.:Изд-во С.Петерб.ун-та,2008.С.58-64.
  6. См.: Фролова Н.А., Зазулин Г.В. Актуальные вопросы антинаркотическои политики: отечественный и зарубежный опыт. М.: Орбита-М, 2003.С.85-111.
  7. Ульсон П. Аргументы против легализации наркотиков
  8. См.: Халлберг Т. Как организовать эффективную работу против наркотиков.  Халлберг Т. С наркоманией надо бороться как с эпидемией // Антинарк. 2006. №3. С19.
  9. Союз «За общество без наркотиков» (RNS)/ под ред. Г.В. Зазулина. СПб.:Изд-во С- Петерб.ун-та,2001. С.69-70.
  10. См.: Фролова Н.А., Зазулин Г.В. Актуальные вопросы антинаркотическои политики: отечественный и зарубежный опыт. М: Орбита-М, 2003.С.С.97.
  11. Указ соч. С.101-102.
  12. Халберг Т. Роль СМИ в борьбе против наркотиков// Санк-Петербургскии университет,2003 .С. 14.
  13. См.: Незаконное потребление наркотиков и законодательство стран-членов ПС: по материалам European Legal Database on Drugs, emcdda.org.
  14. Халлберг Т. Роль СМИ в борьбе против наркотиков //Санкт-Петербугский Университет. 2003. №3. С. 15.
  15. См.: Фролова НА., Зазулин Г.В. Актуальные вопросы антинаркотической политики: отечественный и зарубежный опыт. М.: Орбита-М, 2003.С.85-111; Швеция за ограничительную антинаркотическую политику //Санкт-Петербургский университет. 2003.
  16. Антинаркотическая политика: шведские ответы на российские вопросы: сб. (сост., отв. ред. Г.В. Зазулин, А.Н. Суннами. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та,2008.С344.
  17. Халберг Т. Япония — страна исчезнувших наркоманов 
  18. Койл Д. Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику: пер. с англ. 2-е изд., испр. М.:Альпина Бизнес Букс,20О5.С392.
  19. Полонская Я. Снижение вреда в глобальной политике в отношении употребления наркотиков/УНаркотизм. Наркомании. Наркополитика.Актуальные проблемы: сб. статей/ по ред.А.Г. Сафронова. СПб.Артиком плюс,2008.С.139-155.
  20. Гилинский Я.И. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы // Социальный контроль над девиантностью. СП6.Д998.С.4-18.
  21. См.: Гилинский Я.И. Девиантология: социология преступности, наркотизма, Проституции, самоубийств и других «отклонений».СПб.: Юридический центр Пресс,2004; Гилинский Я.И. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы // Социальный контроль над девиантностью. СПб.,1998.С.4-18; Ениколопов С.Н., Забрянский Г.И., Цимбал Е.И. и др. Правонарушающее поведение •»» :овершеннолетних: описание, объяснение, противодействие. М: Новая юстиция,2005.
  22. См.: Кудрявцев В.Н. Стратегии борьбы с преступностью. М.: Юрист, 2003.С.325.
  23. См.: Боголюбова ТА. Наркотизм в России: состояние и меры борьбы // Состояние и енции насильственной преступности в Российской Федерации. М.,1993.
  24. Койл Д. Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику, пер. с англ. 2-е изд., испр. М.:Альпина Бизнес Букс,2005.С32.
  25. Хартелиус Ю. Наркоэпидемии // Антинаркотическая политика: шведские ответы российские вопросы: сб. статей/сост., отв.ред. Г.В.Зазулин, А.Н.Сунами. СПб.:ИзД- С.Петерб.ун-та,2008. С.76.
  26. См.: Тимофеев Л.М. Наркобизнес. Начальная теория экономической отрасли. • изд., перераб. и доп. СПб.: Медицинская пресса,2001.
  27. Койл Д. Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику, пер. англ. 2-е изд., испр. М.Альпина Бизнес Букс,2005.С34.
  28. Антинаркотическая политика: шведские ответы на российские вопросы: сб. сост., отв. ред. Г.В. Зазулин, А.Н. Суннами. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та,2008.С.352.
  29. В 2000 году был создан Республиканский центр профилакгики наркотизации населения при Кабинете министров Республики Татарстан для обеспечения межведомственного взаимодействия и координации деятельности государственных органов и общественных объединений.
  30. Комлев Ю.Ю. Социологический мониторинг наркотизации подростково- молодежной среды. Казань: ЗАО «Новое знание»,2005.
  31. В США во времена Р.Рейгана велась активная антинаркотическая пропаганда под руководство Ненси Рейган. До начала кампании среди 16-летних насчитывалось до 50% потребителей наркотиков, начиная с тех, кто хотя бы один раз пробовал нелегальные наркотики. По результатом приятых информационно-пропагандистских мер общий уровень наркотизации этой группы молодежи снизился до 30%.
  32. Комлев Ю.Ю. Тенденции наркотизации подростково-молодежной среды в Татарстане. Казань:ЗАО «Новое знание», 2006.С.38-47.
  33. Комлев Ю.Ю., Садыкова Р.Г. Наркотизм в Татарстане: результаты эмпирического исследования. Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003.С.40.
  34. Комлев Ю.Ю. Наркоситуация в Татарстане: специфика, тенденции, перспективы. КазаныЗАО «Новое знание», 2004.С70-71.
  35. Комлев Ю.Ю., Садыкова Р.Г. Наркотизм в Татарстане: результаты эмпирического исследования. Казань: Изд-во Казанск. ун-та,2003.С41.
  36. Антинаркотическая политика: шведские ответы на российские вопросы: сб. статей/ сост., отв. ред. Г.В. Зазулин, А.Н. Суннами. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та,2008. С.224.