О «наркотизации» русской речи

11.08.2022

Редькина Тамара Юрьевна, 
доцент кафедры теории речевой деятельности 
и языка массовой коммуникации 
факультета журналистики СПбГУ, 
кандидат филологических наук

Словари фиксируют у слова наркотизация следующие значения: 
1. (с пометой медицинское) приведение в состояние наркоза
Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С. Н. Кузнецова. СПб., 1998. С. 597); 
2. распространение употребления наркотиков
Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения / Под ред. Г. Н. Скляревской. СПб., 1998. С. 412).

Под «наркотизацией» русской речи мы понимаем широкое проникновение в разговорный язык и в тексты СМИ лексики жаргона наркоманов (наркожаргона). Приведем примеры заголовков публикаций (подчеркнуты жаргонизмы) : Наркоманы словят меньше кайфа (МК, 2010), Как расчищали дорогу наркоте (там же), Травка по пояс (Трибуна, 2010), Страна раскумирилась (Русский Newsweek, 2008, №52) — игра слов: окказионализм раскумириться (индивидуально-авторское слово, значение которого с опорой на контекст можно сформулировать как ‘воспринимать политического деятеля как кумира’) образовано с отсылкой к жаргонному глаголу раскумариться ‘курить препараты конопли или опиаты’, С дурью маяться (Русский Newsweek, 2009, №44); Звезды и дурь (Metro, 2010. №176). 
Освещая проблему наркотизации общества, российские СМИ часто используют в речевом оформлении этой темы стандартные ходы, например на все лады трансформируя известные слова Карла Маркса «Религия — опиум народа»: Зачем опиум для народа (Русский Newsweek, 2008, №26); Народ для опиума (Русский Newsweek, 2009, №44). 
Отражением процесса наркотизации общества является не только широкое распространеие наркожаргонизмов в разговорной речи, но и увеличение в литературном языке количества слов с элементом нарко-. Приведем данные, полученные в результате обзора словарей. За точку отсчета примем состав словообразовательного гнезда с элементом нарко- в «Словообразовательном словаре русского языка» А. Н. Тихонова (М., 1985), словник которого в 145 тысяч слов являлся самым полным на тот момент: наркотик, наркотический, наркотика‘наркотические средства’, наркотизировать(ся), наркотизация, наркотизатор, наркология, нарколог, наркологический, наркомания, наркоман, наркоманка, наркоманический, мононаркомания, полинаркомания (15 слов). 
«Как известно, — пишет А. И. Стребков, — начало эпидемии наркомании в России приходится на конец 70-х годов ХХ века» (Стребков А. И. Антинаркотическая политика в современной России: образовательный аспект // Наркология, 2005, №2. С. 9), что подтверждают и словарные данные: в 1980 году выходит в свет первый выпуск словарных материалов «Новое в русской лексике» под редакцией Н. З. Котеловой (далее — НРЛ), в котором представлены новые, не отмеченные словарями слова, зафиксированные в текстах 1977 года, среди которых находим неологизм наркоманистый. Суффикс -ист имен прилагательных передает не только значение отношения к тому, что названо исходным существительным, но и значение дополнительной количественной и/или качественной оценки (пятнистый, костистый, плечистый, голосистый — наркоманистый), а это означает, что уже в то время наркомания как социальное явление попала в фокус общественно-речевого внимания, следствием чего стало стремительное возрастание количества слов соответствующей группы.

Обратимся к данным ежегодников «Новое в русской лексике» (НРЛ).
• НРЛ — 1978: стратегия наркотиков, наркотрафикантес;
• НРЛ — 1979: наркотик (в переносном значении) ‘о том, что воздействует на психику и поведение человека, лишая его чувства реальности’;
• НРЛ — 1981: наркомафия, наркобизнес;
• НРЛ — 1984: наркодоллары;
• НРЛ — 1985: наркокабинет, наркоотделение;
• НРЛ — 1986: наркоманский, наркота, наркотикосодержащий, наркомания (в переносном значении) ‘о сильном и устойчивом влечении к чему-либо’ ;
• НРЛ — 1987: наркоман-алкоголик, наркосодержащий, наркоторговец, нарко (с ударением на последнем слоге) ‘наркотик(и)’, ‘наркоман(ы)’;
• НРЛ — 1988: наркоад, наркоамбулатория, наркобанда, наркобарон, наркоделец, наркодопинг, наркокурьер, наркоманить, наркообъединение, наркопартизан, наркополитика, наркопромысел, наркосиндикат, наркотеррор, наркотерроризм, наркотикоопасный, наркотикопроизводящий, наркоторговля, наркофинансы, нарколексикон, наркословарь;
• НРЛ — 1989: наркотически (наречие);
• НРЛ — 1992: наркобизнесмен, наркобосс, наркоденьги, наркокупюры, нарколобби, наркорубли, наркосредства.

«Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения» отмечает актуализацию в послеперестроечном лексиконе таких слов, как наркоман, наркомания, наркотики, наркотический. 
Итак, в настоящее время только словари фиксируют около 60 слов с элементом нарко-, но состав группы постоянно расширяется: наркосвятой, наркополицейский, наркокартель, наркотрафик, наркотест, наркоситуация, наркопоток, наркопритон, наркотизм, наркозависимый, наркозависимость, антинаркотический и т. д. 

Изменение отношения общества к проблеме наркотиков хорошо иллюстрирует развитие переносного (метафорического) значения у данного слова. Если в НРЛ — 1979 это значение имеет отрицательную коннотацию ‘о том, что воздействует на психику и поведение человека, лишая его чувства реальности’ («Его подводит возбуждающий наркотик антисоветизма»), то в НРЛ — 1989 коннотация уже положительная ‘то, что вызывает непреодолимое влечение’ («Бизнес — тяжелая и изнурительная работа. Но прекрасная и самая азартная. Чистой воды наркотик», «Я собираю людей, для которых работа — наркотик»). По замечанию автора публикации в журнале «НаркоНет», доказательством тому, что наркотик — популярный бренд, являются расхожие фразы: «Мода — это мой наркотик», «Вкус победы — это наркотик», «Мед — это наркотик», «Секс — это наркотик», «Похудение — это наркотик», «Зарплата — это наркотик» (НаркоНет, 2008, №5. С. 53). 

Слово наркотик относится к нейтральной лексике (хотя сама реалия вызывает у большинства отрицательные ассоциации), однако у этого слова в переносном значении (в приведенных выше примерах) появляется положительная оценочность, которой обладает и заимствованное из жаргона слово кайф ‘состояние полного удовольствия, наслаждения’. Согласно «Словарю наркоманов и молодежного сленга», кайф — оценочная конструкция с общеположительным значением, эта оценка приложима к неограниченному кругу предметов и явлений, что как нельзя лучше демонстрирует следующая цитата из романа В. Рекшана «Кайф вечный», являющаяся заключительной фразой произведения: «Все все равно в кайф вечный. А вечный кайф — это жизнь». 
Если рассматривать слово кайф как ключевое в наркожаргоне, то станет понятно, почему оно получило в разговорной речи такую популярность. Большинство представителей стран золотого миллиарда исповедует философию гедонизма, т. е. рассматривает наслаждение (кайф в ненаркотическом смысле) как главную цель пребывания человека в мире, а консумистская модель поведения строится на том, что купить можно все: почему бы не купить себе немного кайфа (наркотика)? «В современном обществе, где все строится на идеале простоты действия, беспроблемной доступности и просто невыносимой легкости бытия, наркотики — золотой ключик к достижению всех благ сразу» (НаркоНет, 2008, №5. С. 53). 

Отметим, что в некоторых заголовках СМИ в качестве носителя наркотического состояния выступает максимально обобщенный субъект — страна : Страна раскумирилась (т. е. раскумарилась); Страна кайфует: попали в Вену! Главный редактор журнала «Нарконет» Наталья Смирнова замечает по поводу последнего заголовка: «…с наркотичексим просвещением у нас все в порядке — никому не надо объяснять, что такое кайф и для чего нужно попасть в вену. Это знают даже те, кто ни разу не пробовал наркотики. Откуда? Эти знания разлиты в воздухе, и мы каждый день, незаметно для себя, их поглощаем» ( НаркоНет, 2008, № 4). 

Использование наркожаргонизмов в тексте СМИ, адресованном массовой аудитории, предполагает, что эта аудитория хотя бы отчасти знакома с наркожаргоном. Такое знакомство и происходило начиная с 80-х годов ХХ века: «Поражает неограниченная универсальность наркословаря. Он вытеснит другие жаргонизмы и неологизмы и займет главенствующее место в нашем языке. Люди, овладевшие нарколексиконом, начнут ненавязчиво нести его в массы» — так в 1988 году писал журнал «Трезвость и культура». 
Очевидно, что слова из жаргона наркоманов, как и из криминального и других жаргонов, не просто привносят в текст СМИ определенный стилистический эффект. Их употребление отражает то, что «мы начинаем мыслить категориями уголовников и наркоманов, эти категории встраиваются в нашу языковую картину мира, а обозначающие их жаргонизмы начинают выполнять важнейшие функции: номинативную, познавательную, идеологическую» (Сурикова Т. И. Этика как критерий исследования и оценки языка массовых коммуникаций // Этика речевого поведения российского журналиста. СПб., 2009. С. 77). 
Использование наркожаргонизмов в текстах СМИ можно рассматривать как проявление своеобразной «речевой солидарности» с носителями жаргона наркоманов, поскольку наркожаргонизмы — это слова, входящие в личную сферу наркопотребителей и наркоторговцев, обозначающие то, что этим людям «близко физически, морально и интеллектуально» (см. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. М., 2000. С. 90), а значит, имеющие в их речи положительнооценочную заряженность (использование наркожаргонизмов в отрицательнооценочных конструкциях воспринималось бы как стилистически аномальное — Курить травку отвратительно; Кумарить неприлично). 
Может показаться, что речь не самая важная проблема в борьбе с наркоманией. Это мнение представляется ошибочным. Так, принятая в Японии концепция «языкового существования» рассматривает речевую деятельность как естественную среду бытия общественного человека, основной ресурс социального и экономического развития. (Рождественский Ю. В. Теория риторики. М., 1999. С. 66). 

Переходя из жаргона как замкнутой речевой сферы в разговорную речь, наркожаргонизмы расширяют свое лексическое значение: так, жаргонное выражение сидеть на игле, метафоризируясь, может обозначать уже не только тяжелую форму наркозависимости, но и тяжелую форму любой зависимости (экономика на нефтяной игле, посадить население на иглу банковского обслуживания), что позволяет использовать данное выражение для обозначения действий людей, борющихся с наркоманией по долгу службы: люди, уже годами сидящие на антинаркотической теме (Русский Newsweek, 2009, №44), тем самым на речевом уровне объединяя представителей наркосферы и их противников. 
Лексика, используемая в текстах СМИ, касающихся наркосферы, часто способствует романтизации этой криминальной области: такие слова, как наркобарон, пушер, драгдилер, обладают эффектом новизны, престижности, не имеют отрицательных коннотаций по сравнению с давно существующими в русском языке словами. В ходе информационно-аналитического совещания «Проблемы современной социальной рекламы антинаркотической направленности» Е. В. Ройзман, депутат Государственной думы, высказал такую точку зрения: «Вдруг, неожиданно, кто-то начал мягко и технично вводить пушистое слово «травка». … Какие еще «пушеры» и «драгдилеры» — барыги, каннибалы, людоеды. … Вбивается такая терминология, которая «роняет» проблему, успокаивает людей» (Наркология. 2007, №5. С. 24). 
Проблема терминологии действительно актуальна, если общество хочет эффективно бороться с распространением наркотиков. Пока же нет полной ясности даже с употреблением таких слов, как наркоман и наркозависимый. В неспециализированной речи, в том числе и в текстах СМИ, наркозависимый используется как эвфемистический (смягчающий) синоним слова наркоман, распространено также (особенно в официальном стиле) наименование потребители наркотиков (см., например, публикацию С дурью маяться — Русский Newsweek, 2009, №44). Специалисты называют наркозависимым того, у кого существует психологическая потребность в наркотиках, а наркоманом — больного, физиологически зависимого от наркотиков. Однако ясно, что приведенные выше слова не отражают все возможные типы отношения людей к немедицинскому употреблению наркотических средств: тот, кто не является ни наркозависимым, ни наркоманом, имеет определенный взгляд на саму возможность употребления наркотиков. 
Поскольку успешное воздействие на аудиторию возможно лишь в том случае, если мы хорошо представляем себе структуру этой аудитории и учитываем соотношение и контакты различных ее сегментов, рассмотрим структуру семантического (смыслового) поля, представляющего отношение люди — наркотики. Следует оговорить, что не для всех элементов смыслового поля в языке существуют слова; в рабочем порядке обозначим эти элементы потенциальными словами, т. е. такими, которых нет в языке, но которые легко могут быть образованы и будут понятны носителям языка (далее даны курсивом). Структурировать поле будем по принципу оппозиции (противопоставления) наличия или отсутствия нескольких признаков: 
пробовал/не пробовал наркотики (наркоинициированные — нарконеинициированные); 
может/не может попробовать наркотики (наркопозитивные — нарконегативные); 
есть/нет зависимость от наркотиков (наркозависимые — ненаркозависимые); 
психологическая/физиологическая зависимость от наркотиков (наркофилы — наркоманы). 
Таким образом, мы получаем следующую систему смысловых элементов: 
Все люди 
Наркоинициированные — Нарконеинициированные 
Наркозависимые — Ненаркозависимые 
Наркопозитивные — Нарконегативные 
Наркофилы — Наркоманы 

Обратим внимание на то, что только для двух из восьми смысловых элементов поля в языке имеются соответствующие слова (наркозависимый, наркоман). Но фрагмент смысла, не обозначенный словом, как правило, не выделен в общественном сознании. Восприятие ситуации в ключе наркоман — не наркоман вполне удовлетворительно для непрофессионалов, однако недостаточно для тех, кого проблема борьбы с наркотизмом затрагивает профессионально, и особенно для занимающихся антинаркотической политикой и рекламой. Для эффективной борьбы с наркотизацией необходимо учитывать неоднородность целевой аудитории (а это все общество) и строить эту борьбу по принципу «предотвращения следующего шага» (нарконегативный — наркопозитивный — наркоинициированный — наркозависимый — наркоман). 

Наркотизация русской речи отражает процесс наркотизации в обществе и, в свою очередь, способствует его усилению. Если уделять особое внимание эффективности речи в борьбе с этим социальным злом, можно надеяться на оздоровление и нашего языка, и нашего общества.