Наркополитика как спор о словах

25.12.2021

Лана Виллебранд. Наркополитика как спор о словах
Лана Виллебранд, канд. социологических наук, 
защитилась в 2002 г. в Белорусском государственном 
университете по теме «Повседневность как поле 
презентации и репрезентации социальной реальности». 
С 2002 года живет в Стокгольме, работает 
в международной организации ECAD 
«Европейские города против наркотиков». 
e-mail: lana.willebrand@stadshuset.stockholm.se

Цель: проанализировать конфликт
за право легитимного номинирования
в поле наркополитики в преддверии UNGASS

Введение

    Наш семинар проходит в интересный момент. Не всякая сфера человеческой деятельности предоставляет такую великолепную возможность разобраться в механизмах своего функционирования, как наркополитика 2008-2009 годов. 
    Наркополитика находится в пункте преломления. Через несколько месяцев в Вене соберется Специальная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, UNGASS, чтобы оценить и — либо подтвердить, либо изменить — существующие цели и видение в нашей сфере деятельности, наркополитике. 
    Во время предыдущей UNGASS, которая состоялась в Нью-Йорке в 1998 году, мировое сообщество подтвердило, что конвенции ООН о наркотиках должны оставаться базой и руководящим документом для формирования национальной наркополитики государств, ратифицировавших конвенции. 
    Международный комитет по контролю над наркотиками (МККН) — орган ООН, уполномоченный следить за соблюдением конвенций — не раз за прошедшие 10 лет критиковал в своих докладах отдельные государства за нарушение установленных в конвенциях принципов на практике. Одним из наиболее ярких примеров является практика муниципального или государственного финансирования помещений для внутривенного введения наркотиков. Аналог опиумных притонов начала 20 века, по выражению проф. Годсе, президента МККН. 
    В преддверии UNGASS различные заинтересованные группы и организации прилагают усилия для того, чтобы сохранить или пошатнуть статус-кво. 
    Так, в сентябре в Стокгольме состоялся первый Всемирный форум против наркотиков, на который собрались представители неправительственных организаций из 82 стран мира, чтобы продемонстрировать поддержку конвенций ООН в их настоящем виде. Форум завершился подписанием декларации, которая будет направлена в ООН и которая одновременно является уставным документом новой сети неправительственных организаций против наркотиков. В Декларации правительства призываются сделать сокращение спроса своей приоритетной задачей в борьбе с наркоманией. 
    В это же время Европейский Союз опубликовал Четырехлетнюю программу против наркотиков и объявил о создании Европейского альянса против наркотиков. Внутренняя политика ЕС по наркотикам имеет значение для предстоящей Специальной сессии ООН. Внимательные читатели этого документа, как, например, независимый шведский эксперт Торгни Петерсон, призывают обратить внимание на использование терминов: альянс создается с целью уменьшения вызываемого наркотиками вреда и ограничения предложения, а не — в первую очередь — с целью сокращения спроса на наркотики. 
    Перед нами — явно конфликтная наркополитическая ситуация. На поверхности — конфликт формулировок. Говоря проще, спор о словах. 
    Для того, чтобы разобраться в этом конфликте, давайте воспользуемся средствами современного социологического анализа, предлагаемого французским социологом Пьером Бурдье. 
    Подход Бурдье интересен для нас тем, что в нем достигается удачный баланс между двумя основными дихотомиями социальных наук: объективизмом и субъективизмом. Это значит, что мы получаем возможность анализировать конвенции ООН, роль государства в формировании наркополитики, функционирование важнейших социальных институтов, таких как образование или СМИ, статистические сводки наркополиции и одновременно не упускать из виду индивидуального потребителя на улице, который принимает решение купить или отказаться от покупки наркотика.

Пункт первый.
Поле.

    Наркополитика представляет собой четко структурированное социальное пространство — поле. Исследователь находит структуры поля уже сложившимися, готовыми. Вы, кто пришел на этот семинар, уже классифицировали, структурировали пространство своей деятельности до того, как за его анализ взялись социологи, конфликтологи или философы. 
    Но поле — это еще и объект восприятия. Оно вопринимается нами, оценивается, у нас есть определенные представления о его развитии, о способах действия в нем. Поле наркополитики, как и другие поля, как и социальная реальность в целом, не дано нам в своей фактичности, данности, презентации. Исследуя поле, мы имеем дело исключительно с совокупностью его возможных истолкований и репрезентаций (представлений о нем). 
    Репрезентации не существуют «хаотично» и не возникают «ниоткуда». Субъекты в поле воспринимают и действуют исходя из занимаемого ими места в социальном пространстве. Взгляд на поле — это всегда взгляд из определенной точки. Поэтому мы можем вслед за Бурдье конкретизировать понятие поля, определив его как систематизированное пересечение связей, объединяющих субъектов, обладающих сходными признаками (1) . Каждое поле представляется определенными группами субъектов, позиции которых характеризуются соотношением друг с другом: близостью, сходством или удаленностью, а также взаимным расположением в пространстве относительно друг друга — выше- или нижестоящим, промежуточным или срединным. 
    Позиции, занимаемые субъектами, являются абстрагированной единицей социального пространства, которая обретает смысл только при наполнении ее ресурсами или капиталом. 
    Среди основных ресурсов Бурдье на основании эмпирических исследований выделил экономический, политический, социальный, культурный и символический. Символическим ресурсом может стать любой другой, если он признается и воспринимается как легитимный. 
    Ресурсы распределены неравномерно, что и создает напряжение между позицями в поле. 
    Таким образом, описать какое-либо поле, значит выделить его структуры, заданные через отношения, а также выделить действующих субъектов — или в терминологии Бурдье — агентов. В случае наркополитики Швеции среди агентов следует выделить: государство, обладающее наиболее обширными запасами символического и экономического капиталов; частные и общественные институты — с их запасами экономического капитала; СМИ — с информационным капиталом; религиозные организации — с культурным капиталом; органы местного управления, с их ресурсами (а также наркокоординаторы на местах, «уличные наркоманы», школы, ночные клубы, «знаменитости», высказывающиеся о наркотиках). 
    Говоря об отношениях, следует выделять отношения между позициями агентов внутри поля: между различными ветвями государственной власти и различными правительственными учреждениями; между государством и местными органами власти; между общественными организациями, между СМИ и организациями, и так далее, вплоть до отношений между индивидами. 
    Нужно выделять и связи с другими полями: собственно полем государства, права, медицины, образования, СМИ, европейским правовым и европейским наркополитическим полями, полем международных институтов, таких как ООН. 
    Вся ткань этих отношений создает поле шведской наркополитики. Прежде чем новые субъекты вступают в него, оно уже дано во всей сложности существующих структур и указывает определенные направления своего восприятия, оценивания и действия в нем: какие методы профилактики следует выбирать; какую литературу читать; на конференциях каких организаций присутствовать.

Пункт второй.
Конфликт в поле.

    Функционирование поля обуславливается постоянным конфликтом его «объективных» и «субъективных» составляющих. Ресурсы — оружие в борьбе за получение выгод — и структуры представляют собой «объективную» компоненту, они навязываются, являются седиментированными остатками предыдущих взаимодействий в поле. Так, Конвенции ООН являются результатом прошлых взаимодействий, в которых нашли свое выражение распределение сил и интересы агентов, принявших участие в их написании. Ресурсы могут как стимулировать, так и подавлять взаимодействия или практики агентов. Субъективная компонента подчеркивает, что социальное происхождение и «существование» сети позиций, групп и структур невозможны вне практик агентов, которые вопринимают их и принимают во внимание в своих взаимодействиях, направленных на вопроизвдство, сохрание или изменение этих структур. 
    Поле — это продукт и постоянно воспроизводимый результат человеческой деятельности. 
    Сейчас, находясь в этом помещении на семинаре по наркополитике, мы конструируем поле наркополитики, посредством дискуссии мы сближаем свои позиции, формируя агента поля — «сторону против наркотиков», как представители ECAD в России любят выражаться. 
    Однако конструирование в поле происходит не произвольно. Восприятие социального мира агентами обусловлено структурными рамками. Способность конструировать реальность зависит от занимаемой позиции, связанных с ней ресурсов, перспективы видения поля и также происходит под структурным влиянием и давлением. 
    Понимание поля через репрезентирование поднимает проблему согласования перспектив как различных видений социальной реальности и их относительности. Позиции являются местом производства репрезентаций. Не всякие репрезентации обладают одинаковой легимностью в поле. И не все позиции открывают возможность производства легитимных репрезентаций. 
    Конфликт за право производства легитимных репрезентаций является одним из основных конфликтов в поле. 
    Сила легитимных репрезентаций заключается в их способности представлять структуры организации поля как структуры собственно поля, наделять их статусом «объективных», внешних по отношению к агентам, выводить их происхождение из рассмотрения. На более общем уровне, представлять интерпретацию социальной реальности — репрезентацию — в виде реальности, непосредственной данности или презентации. 
    Апелляция к тому, «что есть на самом деле», то есть представление своей точки зрения в виде «факта» — один из наиболее сильных ходов в конфликте. 
    Агенты и институты используют различные ресурсы, чтобы воспроизвести или трансформировать соотношение сил, конституирующих структуру поля. При этом они пользуются чисто символическими средствами: апеллируют к «здравому смыслу» или добиваются монополи на «называние» социальных феноменов (3). 
    Конфликт на символическом уровне по поводу восприятия наркореальности принимает различные формы. Например, упомянутый в начале Всемирный форум против наркотиков является образцом объективных действий в форме выражения общих представлений для выявления и привлечения внимания к реалиям наркополитики в ее трактовке в соответствии с доминирующими представлениями. Форум проводился для выражения единства, демонстрации численности, силы и сплоченности группы. 
    В субъективном плане это действие было направлено на сохранение категорий восприятия и оценки наркореальности. Именно категории восприятия, системы классификации — слова и понятия, воссоздающие социальную реальность и отображающие ее — являются основной ставкой в конфликте за возможность навязать определенную точку зрения, за легитимное использование своих репрезентаций. 
    Легализация репрезентаций придает будущему универсальную ценность, освобождает от относительности, по определению присущей любой точке зрения как взгляду с некоторой позиции в поле (1). 
    В завершение теоретических рассуждений подчеркнем следующее: согласно концепции Бурдье, легимная структура поля является не столько результатом целенаправленной пропаганды, сколько следствием соответствия между структурами поля и структурами его восприятия и оценки.

Пункт третий.
Конфликт в преддверии UNGASS

    Теперь мы можем вернуться к конфликту формулировок в преддверии UNGASS, о котором мы говорили в начале, но уже вооружившись знанием об одном из самых сильных оружий в конфликте — власти производить и навязывать (через школу, СМИ, официальные высказывания) категории мышления (слова и понятия), которые спонтанно применяются к явлениям социального мира и конкретно в поле. 
    «Сторона против наркотиков» занимает на сегодняшний день доминантное положение. «Доминантное», потому что разделяемое нами видение соответствует видению наркореальности, зафиксированному в конвенциях ООН о наркотиках — основном документе международного права, регулирующим наркотики. 
    Конвенции ООН о наркотиках ратифицированы абсолютным большинством государств мира и являются одними из наиболее ратифицированных документов международого права. 
    Примером государства, которое в полной форме — практически без исключений — следует духу и букве конвенций, является Швеция. Целостность и последовательность шведского поля наркополитики неоднократно демонстрировалось различными агентами как порознь, так и вместе. Примеры — Всешведская ярмарка и конференция «Швеция против наркотиков», которая проводится раз в два года начиная с 1993 года. Среди ее организаторов — правительственные и общественные организации и институты, работающие с профилактикой, лечением и контролем. 
    Об истории формирования такого целостного подхода уже рассказывалось на этих семинарах. Для нас сейчас важно заметить то, что среди главнейших агентов производства легимных репрезентаций в случае Швеции является государство, которое, одновременно, располагает наиболее мощными символическими, экономическими и информационными ресурсами для навязывания всем прочим агентам поля своего видения наркореальности. Одно и то же сообщение звучит из уст разных агентов и тем самым подтверждает, что легимные репрезентации соответствуют наркореальности как «она есть на самом деле». Здесь мы видим использование «сильного хода» в конфликте. 
    Государство производит так называемую «официальную точку зрения» (1): в ней выражается оценка, то есть осуществляется процесс познания, дающий возможность классифицировать людей и явления; в приказах, директивах содержатся указания, что должно быть сделано; в официальных отчетах типа полицейских рапортов, отмечается, что реально сделано. 
    Опросы общественного мнения «подтвержают», что широкие слои населения в целом и молодежь в частности разделяют цель «страна без наркотиков» или «нулевой толерантности», основанную на идеалах ООН. Однако в современном демократическом обществе бюрократическая власть даже с высоким уровнем признания не может добиться исключительного монопольного права формировать и навязывать видение социальной реальности или отдельного поля. Так, например, СМИ, благодаря информационному капиталу, и частные агенты благодаря экономическому капиталу имеют возможность состязаться в конфликте за представление своего понимания наркореальности и, соответственно, иной структуры отношений и распределения ресурсов. 
    Согласно Бурдье, доминирующие агенты производства легитимных репрезентаций наиболее успешны в представлении своих репрезентаций в качестве «должного», «естественного» порядка, реальности «как она есть», когда нет даже необходимости высказываться о доксе. 
    Так, в шведском поле наркополитики дисскусии между агентами и разворачивающиеся конфликты не касаются собственно доксы — «нулевой толерантности». Конфликты ведутся вокруг подчиненных тем, например — методов лечения, тестов в школе, применения тех или иных медицинских препаратов. 
    UNGASS является интересным событием, так как представляет собой конфликт вокруг интерпретации доксы. 
    Мы еще не знаем, как именно результаты дискуссий в международном правовом поле наркополитики отразятся на национальном шведском поле. 
    Однако мы можем выделить некоторые используемые обеими сторонами методы. 
    Мы уже говорили о демонстрации силы и сплоченности групп посредством форумов и конференций. 
    Ведется конфликт о сохранении понятийного аппарата или его изменении, через составление национальных программ по наркотикам или общеевропейской четырехлетней программы. Конфликт об использовании понятий — напомню — это в своей сути конфликт за навязывание схем восприятия, оценки наркореальности и соответственно способов действия в поле. 
    Еще один ход в конфликте в преддверии UNGASS можно обозначить как «назад к генезису» или как попытку раскрыть происхождение конвенций как ошибочного предприятия, несоответствующего состоянию и развитию наркореальности, как оно было «на самом деле». Это сильный ход, так как предполагает введение новых репрезентаций в качестве презентаций и их легитимизацию. 
    Используется также метод проникновения «с черного хода». Вспомним, чтобы изменить мир, надо изменить способы его творения (1). Политика например, Швейцарии, Нидерландов, ряда земель ФРГ, которая «де факто» нарушает принципы видения и действий, зафиксированные в конвенциях, расшатывает баланс между структурами и их восприятием. Этот баланс, напомню, необходим для поддержания легимного порядка. Когда новые способы действия, речи и оценки в наркополе станут привычным способом действий, высказываний, «здравый смысл» потребует изменения «устаревших» порядков и распределения ресурсов.

Дискуссия.
Наша позиция в поле наркополитики России.

    Посредством серии семинаров, проводимых под эгидой ECAD начиная с 1997 года, мы с вами участвуем в конструировании российского поля наркополитики. Мы использовали возможности символической власти, приданной нам авторитетом международной организации и статусом государственного университета, для называния и выделения простого множества агентов (наркокоординаторов, работников комиссий по делам молодежи, депутатов), находящихся на сходных позициях и до того только случайно пересекавшихся, в более институциональные формы — «корпоративную общность». Мы обогатили этого нового агента поля специфическими ресурсами — в виде дипломов и официального признания, что, в свою очередь, дает нам возможность продолжать участвовать в конструировании поля, используя один из самых сильных ресурсов — право легимного называния феноменов, групп и отношений так, чтобы это соответствовало нашим интересам развития поля.


Литература:

  1. Пьер Бурдье «Социальное пространство и символическая власть», лекция 1986 г., опубликована по адресу gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/883
  2. Пьер Бурдье «Дух государства: генезис и структура бюрократического поля», 1993 г., опубликована по адресу gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/704
  3. Радионова С.А. Проблема репрезентации в социологии: от феноменологии к постструктурализму // Социология. Минск, 2003. №4. С. 80 — 85.